Когда этот парень неожиданно выбрал себе в качестве псевдонима немецкое слово «sieben» (семь), многие, вероятно, очень удивились: откуда вдруг у рядового уроженца Шеффилда и обладателя исконно британского квадратного подбородка обнаружилось такое германофильство? Именно благодаря псевдониму его до сих пор считают натуральным немцем. Отпустив пару лет назад усы, он и внешне стал смахивать на типичного бюргера (но этот подборок!). Зибен-зибен-айлюлю, только парня зовут все-таки не Фриц, и фамилия у него отнюдь не Мюллер.
Свою первую группу Мэтт Хауден сколотил еще в 15 лет, играл на бас-гитаре и немного пел. А когда ему стукнуло 18, школьная подружка подарила скрипку (как-то он неосмотрительно признался ей, что ему нравятся звуки скрипки, а девушка это запомнила). С этой вот скрипкой он не расстается до сих пор – то ли в память о приятных минутах, проведенных с дарительницей, то ли от скупости, то ли и вправду считает ее чем-то вроде талисмана. Инструмент осваивал самостоятельно, то есть и на гонорарах преподавателям тоже сэкономил. Практиковался целый год (на университет он тогда забил) по четыре часа в день. Благо домочадцы к его экзерсисам относились с пониманием: семья была музыкальной, обе сестры играли на пианино и с упоением внимали Битлам, Bauhaus и Joy Division, пока папа (кстати, известный поэт) в соседней комнате крутил старые фолковые записи.
И ведь ничто не предвещало, что их оболтус Мэтт станет, в конце концов, профессиональным музыкантом. Ему, конечно, нравилась музыка, постоянно звучащая в их доме, но футбол нравился еще больше. Ну, или, по крайней мере, не меньше. И хотя впервые о музыкальной карьере Мэтт задумался лет эдак в 20, однако окончательное решение созрело только к 30-ти.
Судьбоносным для нашего героя стал год 1995-й от Рождества Христова. Именно в тот год малоизвестного скрипача-аматора познакомили с матерым человечищем, экс-участником группы Death in June и лидером не менее культовой формации Sol Invictus Тони Уэйкфордом. Ах, этот Тони! Скольким людям он дал путевку в жизнь! И сам Даглас Пирс, кстати, ему тоже многим обязан. Уэйкфорд тогда работал над своим очередным шедевром – Cupid and Death. И захотелось ему включить в некоторые композиции скрипичные партии. Но вот как назло, музыканты, с коими Тони тогда активно тусовался, могли играть на чем угодно (некоторые, правда, с роду в руках никаких музыкальных инструментов не держали), кроме скрипки. Пришлось брать парня со стороны. Им вот, к взаимному удовольствию обоих, и оказался наш Мэтт. С поставленной задачей он справился на «отлично», и довольный Тони решил его взять с собой в Лиссабон, где у Уэйкфорда должен был состояться сольный концерт. Так началась долгая история их весьма плодотворного сотрудничества. А ведь до своей знаменательной встречи с Тони наш герой даже не подозревал о существовании группы Sol Invictus. Как, впрочем, и о существовании неофолковой сцены вообще. Той самой сцены, одним из ярчайших представителей которой он станет спустя несколько лет.
В дальнейшем Мэтт поучаствовал в создании практически всех поздних шедевров Sol Invictus: The Blade, In a Garden Green, In Europa, The Hill of Crosses, Thrones, отметился в «сайдовом» проекте Уэйкфорда L’Orchestre Noir, засветился на гениальной коллаборации Тора Лунвалла и Тони Autumn Calls и вместе с последним выпустил две восхитительные пластинки – Three Nine и The Murky Brine (этот под вывеской HaWthorn). Сотрудничеством с Уэйкфордом дело не ограничилось. Со временем Мэтт превратился в одного из самых востребованных сессионных музыкантов: его скрипичные пассажи легко узнаваемы на альбомах таких групп, как Défilé Des Âmes, Of the Wand & the Moon, Cadaverous Condition, Kuu, Harvest Rain, Faith and the Muse, Der Blutharsch, Naevus, Ostara, Six Comm, Spiritual Front. Присутствие Хаудена в каком-либо проекте уже само по себе служит твердой гарантией его качества.
Кочуя из проекта в проект, Мэтт все чаще стал задумываться о сольной деятельности. И действительно, зачем бесконечно играть чужую музыку, если в душе звучит своя. Помаявшись в поисках подходящих партнеров, наш виртуоз — натура эгоцентричная и амбициозная – в конце концов принял единственно верное решение: записывать альбомы в одиночку. Благо играть умеет не только на скрипке, а тут еще по случаю приобрел замечательную луп-педаль. Что еще нужно для счастья? Оказывется, для полного счастья не хватало собственной современной студии, в которой гений-одиночка, скрывшись от посторонних глаз, смог бы круглосуточно музицировать себе на радость, врагам на горе. «Врагов» я вплел исключительно для красоты слога, поскольку таковых так и не обнаружилось: все релизы Мэтта с одинаковым восторгом принимались как занудами-критиками, так и интеллектуалами-поклонниками. С деньгами помог папа. Счастливый отпрыск немедленно приступил к сотворению чуда. Студию, кстати, назвал Redroom.
В ноябре 1999 года под номером REDROOM 001 увидел свет дебютный диск Мэтта Intimate & Obstinate. Альбом представлял собой собрание неоклассических инструментальных композиций, а на его обложке красовалось имя самого создателя (Matt Howden). Зануды-критики на похвалы не поскупились, фаны тоже не подкачали, в результате напечатанная ограниченным тиражом пластинка мгновенно пополнила длинный список раритетов, став объектом вожделения десятка тысяч продвинутых коллекционеров. А уже в сентябре следующего года (разумеется, под номером REDROOM 002) появился второй альбом Хаудена — Hellfires. Опять-таки выпущенный Мэттом под собственным именем. Пластинка, однако, оказалось «с сюрпризом»: и пишущая, и слушающая братии вдруг с удивлением узнали, что наш кузнечик Мэтт оказывается умеет не только пиликать на своей видавшей виды скрипке и остервенело давить на луп-педаль, но и петь. Впрочем, удивление быстро сменилось традиционным восторгом, а полку раритетов вновь прибыло. Именно в ходе работы над этим альбомом Мэтт принял решение, что в дальнейшем все свои «инструментальные» неоклассические пластинки он будет выпускать под собственным именем, а вот «песенные» (преимущественно неофолковой направленности) — под псевдонимом. Так в сентябре 2001 года от Рождества Христова, с выходом диска The Line and the Hook, на музыкальном небосклоне засияла звезда Sieben. Этому правилу упрямый Мэтт неукоснительно следует до сих пор.
Подробно останавливаться на его пластинках я не буду — лучше все-таки один раз услышать, но с удовольствием назову три моих самых любимых произведения Мэтта Хаудена: Voyager, Desire Rites, Star Wood Brick Firmament.